ДЕТСКИЙ ПЕРЕУЛОК*

Поэзия – это имен выкликание

Из переулков, оставленных в детстве,

Сереги и Мишки, вождей индейских,

Для чародейского заклинания.

Поэзия – это выжимание

Лимонного сока из стебля петрушки,

Обыкновенное выживание

В пустом окопе забытой игрушки.

* Детский переулок - это такая улица в Уфе (ныне переименована в улицу Магафура Хисматуллина). Известна тем, что на ней некогда жила башкирская партийная и хозяйственная верхушка. Отсюда после приезда Жданова в 1937 уводили сразу отделами и подразделениями, но желающих попасть в Детский переулок меньше не становилось.

УФА

В городе похожем на птичий клекот

Улочки клювами чистят перья,

Два взмаха крыльев – и уже в полете

Сбрасывают наземь обрывки деревьев.

Крыши все сорваны, дома наизнанку:

В городе похожем на птичий гомон

Бездонные лужи насажены на кол,

На слепых фонарях висят почтальоны.

Адреса улетали в асфальтовых стаях

Чинных проспектов, чумазых проулков,

Сутулые взгляды пингвинов устали

Их провожать на ночные прогулки.

МАТБУГАТ ЙОРТО (Дом Печати)

В этом доме так мало ослов - все ушли пастись на слова,

В этом доме из тысячи снов выбирают, где нет нас,

Каждый из этого дома вместо прицела держит автограф,

Каждый на птичке апострофа ползет на Парнас.

Забавный дом - много комнат, но не на каждой дверь,

Что ни день ловлюсь на мысли, что и звереть лень.

Что ни день забываю: то ли вылез из кожи, то ли не влез,

Выскальзывая из ежедневника очередным SMS.

УЛИЦА ВОЛНОВАЯ*

От Волновой до Тюлькина на такси – триста,

На Волновой от Тюлькина - холсты-кисти.

Коты на веранде под речитатив капель

Хвосты поджали. Гостей поджидают.

Александр Эрастыч отошел ненадолго:

К ужину будет. Ландринки от Эйнем

В его портфеле – сюрприз к чаю.

Самовар выдохнул. Коты скучают.

Их хозяин, гуляя  по переплету улиц,

Сплетений веков, имен и событий,

Назначает свидания встречным музам

В шесть пополудни у цветочной клумбы.

* На Волновой находится Дом-музей Тюлькина. Собственно, это единственный дом на улице. Сам Александр Эрастович Тюлькин, прожив долгую и плодотворную жизнь самобытного художника, остался в памяти уфимской, как заботливая нянька местной школы живописи.

ЧЕТЫРКА*

На подмножестве Бога этой улицы нет –

Здесь на окнах бардак и воняет анисом.

Здесь Кобзон по виниловой колее

Обгоняет Бернеса с шеллачного диска**.

Вместо вышек теперь «на часах» этажи,

А зэка подменили бомжи из подвалов.

Да, давно, брат-СОЭ***, мы не знали зимы,

Что брюхом тяжелым землянки спасала.

На подмножестве Бога следов ее нет:

Как всегда опоздала на перекличку,

И ушла по этапу в фольклорную зыбь,

Для внуков оставив забавную кличку.

*Четырка – небольшой район в Черниковке, назван так по располагавшемуся здесь в послевоенные годы «Четвертому лагерю».

** Шеллак - хрупкий и тяжелый материал, из которого изготавливали до середины 60-х годов грампластинки.

*** СОЭ – социально-вредный элемент.

ПАМЯТНИК САЛАВАТУ

По утрам истончается ткань бытия -

По лохмотьям потерь вдруг сочится вода.

Это прежних дождей долетела слюна,

Или с озера Чад доплеснула волна,

Где, дробясь и качаясь, зевает луна..

Так в потертых швах тишины

Проступают черты пустоты,

За которой не будет вины,

За которой не будут видны

Засиневшие в осень мосты,

И босые следы судьбы.

Не следи за рекой Салават,

Твой отряд не вернется назад.

Потерялись навеки егеты

По отдельным своим кабинетам.

УЛИЦА МЕНЯЕТ ЦВЕТ

Город барахтается в туманной серости,

Отфыркивается пневматикой,

Зевает подъездами.

Захлебывается улица в крысиной сырости.

Ave Caesar! – шепчу. Наощупь

Уходим в бездну.

Пловцы ночные уходим в ветхость

Чужих подвалов, хранящих верность

Теплоцентрали, далекой как миф

Вечно падающей Трои.

Нас оттирает с себя улица

Пемзой киосков, витрин, кафеля...

Так и не поймешь – то ли это история,

То ли топорная эпитафия.

***

Когда был маленьким - пускал кораблики,

В поисках реки прорубал каналы.

Однажды добежал за угол,

И увидел корабликов кладбище.

Стал большим - искал смыслы,

Все думал, что будет лучше.

Однажды вышел купить портфель,

По дороге умер.

Забыл сохраниться.